***
Человек тридевятую вечность сидел над женою,
Положив на живот ей ладонь — как огромное ухо.
Где-то плакала птица — сквозь ветер и дождь за стеною,
Тридевятую вечность не сохла и липла рубаха.
Нет, не трус он, не трус… В одиночку ходил на медведя.
Но большой — в пол-избы, как ребёнок заплакал от страха.
Оттого, что никто не поможет, никто не приедет.
Не стонала жена. Виновато ему улыбалась.
А в ночи – затмевала Голгофу стенаньями птица.
И хотелось кричать и метаться. Порою казалось —
Это плачет ребёнок, который не может родиться.
О, как птица страдала! И боль отзывалась тупая,
Распирая виски, загибаясь в вопрос без ответа,
И качалась в бессоннице лампочка полуслепая,
И секла по глазам утомлёнными розгами света.
Он рванулся во двор — остудить раскалённые вопли,
По дороге ружье заграбастал в огромную руку
И — пальнул в темноту. И — рыдания птицы замолкли…
Он отлично стрелял. И навскидку, и даже по звуку..
Но застреленный плач возродился — в жилище угрюмом,
За окошком жена омывала ребёнка над тазом…
Опершись на ружьё он стоял и покачивал думу…
То жалел, что убил… То пугался: а если б промазал?
1996
Колычев Н.В. И вновь свиваются снега…: Книга стихов. – М.: Россия молодая, 1997.- C.77.
Колычев Н. Есть у каждого Русь изначальная. – Мурманск: Просвет. центр «Доброхот»;Добромысл. – 2005. – С.101.
Примечание: В обоих сборниках допущены одни и те же ошибки, которые
я исправляю здесь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий